На ровном полу из светлого камня расставлены были стулья – незатейливые, с высокими спинками, окрашенные зеленым, и еще парочка черных, массивных, пряталась по углам. В арочной нише, у комода, развалилась среди своего поскуливающего потомства крупная охотничья псина коричневого окраса, и вообще дом наводнен был собаками.
Обстановка комнаты не показалась бы необычной, будь ее хозяином неотесанный фермер-северянин с написанным на лице упрямством и в обтягивающих икры гетрах. Пополудни, прогулявшись миль на пять-шесть окрест, всякий приметил бы не одного такого персонажа, уютно пристроившего на круглом столике кружку эля. Но мистер Хитклиф - полная противоположность своему месту обитания и образу жизни. По-цыгански смуглый лицом, нарядом и манерами он выглядит как истинный джентльмен (в той мере, в какой можно назвать благородным сельского сквайра): в чём-то он небрежен, но это не бросается в глаза из-за его гордой осанки и общей благовидности, впридачу держится он отстраненно. Иные заподозрили бы его в спеси от дурного воспитания, но я лично питаю к нему слабость и сомневаюсь, что это чванство. Как подсказывает мне чутьё, он просто не любит выставлять свои чувства напоказ, проявлять ответное добросердечие. Он в равной мере утаит что привязанности свои, что ненависть, а встречные чувства - как неприязнь, так и расположение - сочтет развязностью. Впрочем, тут, возможно, я тороплюсь и непроизвольно наделяю мистера Хитклифа собственными чертами, меж тем как у него могут быть совсем иные, неведомые мне причины не подавать руки при встречах с новыми знакомцами. Хотелось бы верить, что мой характер в своем роде особенный: матушка говаривала, что не суждено мне обзавестись уютным домом, и уже прошлым летом яснее некуда подтвердилось, что и я впрямь его не достоин.

Пол был выложен гладким белым камнем; незамысловатые стулья с высокими спинками были выкрашены в зеленый цвет, в тени виднелась пара черных сидений потяжелее. В арке под посудным шкафом устроилась огромная коричневая легавая с целым выводком визжащих щенков; другие собаки тоже нашли себе укромные уголки.
И жилье, и обстановка выглядели бы вполне обыденно, принадлежи они заурядному фермеру-северянину с решительным лицом и ножищами в штанах до колен и гетрах, подчеркивающих их мощь. Если выбрать подходящее, послеобеденное время, в этой холмистой местности достаточно преодолеть пять-шесть миль в любом направлении, чтобы увидеть, как подобный персонаж восседает в кресле за круглым столом с кружкой пенистого эля. Однако мистер Х. на удивление не соответствует своему обиталищу и образу жизни. Он смугл и наружностью походит на цыгана, а одежда и манеры выдают в нем джентльмена – или, точнее, нечто среднее между джентльменом и сельским сквайром: он, пожалуй, не слишком опрятен, но благодаря прямой осанке и статности фигуры эта неряшливость его не портит. К тому же, мистер Х. весьма замкнут. Кто-то может заподозрить в нем некоторую долю надменности как следствие недостатка воспитания; я же, ощущая в этом человеке родственную душу, убежден, что такое мнение ошибочно: чутье мне подсказывает, что источник этой сдержанности – неприязнь к выставлению чувств напоказ и проявлениям взаимной симпатии. Он убережет от посторонних глаз как любовь, так и ненависть, и запишет в наглецы каждого, кто вздумает питать эти чувства к нему. А впрочем, тут стоит притормозить: напрасно я так вольно наделяю мистера Х. своими собственными качествами. Ведь он, возможно, не протягивает руку при встрече с потенциальным знакомцем по причинам, не имеющим ничего общего с обстоятельствами, которые побуждают действовать подобным образом меня. Мой нрав, будем надеяться, претендует на уникальность: дражайшая родительница частенько утверждала, что уютный дом мне не полагается, и не далее как прошлым летом я доказал, что совершенно его не заслуживаю.

На гладком белом каменном полу стояли старомодного фасона зеленые стулья с высокими спинками, в полумраке у стены угадывались одно или два черных кресла посолиднее. Под буфетом, в арке между его ножками, развалилась огромная коричневая собака, вокруг которой копошились, повизгивая, щенята-пойнтеры. В других укромных уголках тоже сидели собаки.
Не было бы ничего удивительного, если бы хозяином этой мебели и этого жилища был простой домовитый фермер-северянин сурового вида, твердо стоящий на крепких ногах, красиво затянутых в бриджи и гетры. Стоит пройти миль пять-шесть в любую сторону — и такую личность запросто найдешь в этих холмах. Если только верно выбрать послеобеденный час, он будет сидеть себе в кресле, а перед ним на круглом столике будет стоять кружка с пенистым элем. А вот мистер Эйч ни с домом своим не гармонирует, ни с местным образом жизни как-то не совпадает. На вид он смуглый, точно цыган, по платью же и манерам настоящий джентльмен (насколько может быть джентльменом провинциальный помещик) — одет он не слишком, возможно, аккуратно, но эта неаккуратность ему как-то к лицу, потому как собой он строен, изящен и, пожалуй, несколько мрачноват. Кто-то его мог бы, пожалуй, заподозрить в изрядной доле далеко не аристократической спеси. Мне же какая-то струнка в душе подсказывает, что тут вовсе не в этом дело: я нутром чую, что ведет он себя сдержанно потому, что терпеть не может бурных проявлений чувств и взаимных симпатий. И любить, и ненавидеть он будет не напоказ, да еще и посчитает неприличным, чтобы кто-то его самого любил или ненавидел. Но нет, наверно, я все-таки забегаю вперед и приписываю ему свои наклонности. Мистер Эйч, возможно, совсем по другим причинам, чем я, не спешит протягивать руку тому, кто с ним желает познакомиться. Так что лучше мне надеяться, что я такой, наверно, один на всем белом свете — матушка моя говорила, что никогда у меня не будет уютного дома, и вот прошлым летом я как раз и показал, что такого дома совсем не заслуживаю.

Пол был выложен гладким белым камнем; стулья – грубые, с высокими спинками, крашеные в зелёный: один или два темными тяжелыми силуэтами таились в тени. В нише под буфетом лежала огромная печёночного цвета охотничья собака, окруженная скулящими щенятами; в закутках комнаты виднелись другие псы.
И дом и обстановка были самыми заурядными и могли бы принадлежать простому северному фермеру с туповатым лицом и здоровенными ногами в неизменных бриджах и гамашах. Куда ни пойди в этих холмах, миль через пять-шесть непременно наткнешься на такого типа, сидящего в кресле за круглым столом и потягивающего из кружки пенящийся эль, особенно если дело будет сразу после обеда. Однако вид мистера Х. совершенно не соответствовал его жилищу и образу жизни. По-цыгански смуглый, он держался и был одет как джентльмен, если только можно так сказать о помещике: за привлекательностью и безупречной осанкой не замечалась некоторая неряшливость его одежды, угрюмость же бросалась в глаза. Возможно, кто-то нашёл бы его излишне тщеславным или спесивым, но какое-то родство душ подсказывало мне, что ничего подобного как раз и нет: интуитивно я чувствовал скрытое богатство его внутреннего мира, в котором было место и отвращению к показным эмоциям и сердечной теплоте. Сам не выказывая ни любви не ненависти, он счёл бы дерзостью проявление к нему таких чувств. Но погодите: не слишком ли щедро я наделяю его своими чертами? Быть может мистер Х. избегает бремени знакомств по совсем иным, непонятным мне причинам. Позвольте здесь отметить – мой характер весьма своеобразен: ещё милая моя матушка говорила, что не видать мне семейного счастья, и не далее как прошлым летом я доказал свою полную несостоятельность в делах амурных.