... Издали, в лесном коридоре, оно показалось веселое и нарядное, сияющее необыкновенно чистой и ровной желтизной. Я подошел поближе: это было заброшенное поле, давно не паханное и не сеянное, и теперь густо заросшее какими-то невысокими растениями-кустиками. От них вдруг дохнуло приятным горьковато-цветочным ароматом. «Да это сурепка, — вспомнил я когда-то читанный ботанический атлас, — что-то вроде сорняка...».
Свежий ветер пробежал над живым ковром, все поле заиграло и запереливалось золотистыми волнами, которые докатывались до затененной солнцем стены леса, образуя удивительный контраст темно-зеленого и ярко-желтого. «Будто драгоценная чаша в малахитовой оправе» — мелькнуло сравнение.
Высоко в знойном июньском небе парил коршун. Жара предвещала грозу. Над западной частью горизонта уже темнела громадная туча, набухая дождем. И только в зените неровные, быстро смещающиеся края облаков ослепительно сверкали расплавленным серебром, источая нестерпимый свет. Ветер усиливался, все соцветия сурепки быстро раскачивались, будто исполняя какой-то экзотический танец.
Звенело, страстно и не переставая, множество невидимых глазу жаворонков. Будто перед грозой пели и цветы, и лес, и это далекое от человеческих селений поле. Но вот теплые серые комочки упали откуда-то с неба и зависли над кустиками золотистой сурепки. Некоторые жаворонки вились над самым полем, перепархивая от цветка к цветку и наполняя окраину неумолчным пилением. Другие, часто трепеща крылышками, поднимались вертикально и зависали метрах в четырех-пяти над землей и также громко славили жизнь.
Предгрозовые облака громоздились по всему небу, кое-где иссиня-розоватые, будто раскаленные изнутри, и я увидел, что над лесом осталось лишь небольшое голубоватое окно, из которого прямым широким водопадом прорывались к земле лучи, заливая теплым мягким светом все летнее благоухающее цветение. А в напряженном, наполненном электричеством воздухе беззвучно бушевала метель из летящего вокруг осинового пуха. Но вот где-то оглушительно ударил гром, и первые крупные капли дождя шумно хлестанули по золоту цветов сурепки. В тот миг, когда пришел ливень, вдруг показалось, что вся живая природа свободно и облегченно вздохнула, что все деревья, растения, птицы и звери обрадовались сверкающему, всполошному, сотканному из толстых водяных струй, дождю.
До нитки промокший, один среди затуманенного и вдруг притихшего, словно бы придавленного стихией поля, я также молча наслаждался упоительным счастьем человека, которому один, от силы два раза в году дано увидеть и ощутить прекрасное смятение в природе. | From a distance, in the forest corridor thought it was funny and smart, radiant extremely clean and smooth yellow. I came closer: it was abandoned field, have not pachanoi and not seeded, and thickly overgrown with some low plants-bushes. From them suddenly breathed a bitter-flower aroma. "This winter cress, - remembered I once read Botanical Atlas - something like a weed...". Fresh wind ran over a live carpet, the whole field has played and tapereleases Golden waves that dokatyvalis to the shaded sun forest wall, forming a spectacular contrast of dark-green and bright yellow. "Like precious Cup in the malachite frame" crossed the comparison. High in the hot June sky were flying a kite. Heat predicted the storm. Over the Western part of the horizon was already dark huge cloud, swelling rain. And only at the Zenith uneven, quickly shifting the edges of the clouds, shone dazzlingly molten silver, exuding unbearable light. The wind amplified, all inflorescences bittercress quickly swung like doing some exotic dance. Rang, passionately, still, many invisible larks. If before a thunderstorm was singing and flowers, and the forest, and it is far from human settlements field. But warm gray lumps fell from the sky and hovered over the bushes Golden bittercress. Some larks hovered above the field, flitting from flower to flower and filling the outskirts incessant sawing. Other, often fluttering, rose straight and hung metres in four to five over ground and loudly praised life. Thunderstorm clouds piled up all over the sky, somewhere blue-pink, like glowing from the inside, and I saw that over the forest was only a small blue window from which direct widest waterfall broke through to the earth rays pouring warm soft light all summer fragrant flowering. And in a tense, full of electricity in the air, silence was raging snowstorm from flying around aspen down. But somewhere deafening thunder struck, and the first big drops of rain blew cholestanol gold colors bittercress. At that moment came the rain, suddenly it seemed that the whole of living nature freely and relieved that all the trees, plants, birds and animals were delighted sparkling, spolecnemu made of thick jets of water, rain. To the skin soaked to the skin, one among blurred and suddenly quiet, as if oppressed by elements of fields, I also enjoyed in silence the intoxicating happiness of man, which one, maybe two times in the year it is given to see and experience great confusion in PR |